Хмурое утро - Страница 59

Теперь его увидели все. Иван Ильич, ударив лошадь, врезался между возами. «Рассыпайся!» Огромный Иван Гора, привстав на стременах, заорал басом: «Огонь по самолету!» Мимо Ивана Ильича промчалась телега, – Даша со страшными глазами и Кузьма Кузьмич, хлещущий лошадь концами вожжей. Началась беспорядочная стрельба. Свирепо ревущий самолет с отогнутыми крыльями стал уходить за облака, из брюха его посыпались яйца, со свистом понеслись вниз и взорвались на чистом снегу черными кустами.

Такую страсть многие из красноармейцев видели в первый раз, – иные телеги ускакали далеко в степь. Протяжно заиграла труба, собирая рассыпавшийся строй. И долго еще молодые ребята опасливо поглядывали на облака.

Теперь надо было ждать и самих казаков. Телеги шли ось к оси, тесными рядами. С пушек, ползущих внутри вытянутого четырехугольника, были сняты чехлы. На закате дня впереди залиловели очертания селенья. Оттуда рысцой возвращался Сапожков с двумя разведчиками. Возбужденный и веселый, подъехал к Телегину и Ивану Горе, снял папаху, взъерошил мокрые волосы:

– Все в порядке, на хуторе никого, кроме баб и ребят. Дальше, верстах в пяти, станица, там – казаки…

– Казаки, казаки, утешили тоже! – сердито перебил Иван Гора. – А где наши?

– Не знаю же, тебе говорят… Наши от станицы отошли, а на хуторе их и не было…

– Хутор надо занимать, – сказал Иван Ильич, – покуда не свяжусь с фронтом – ни шагу дальше хутора не двинусь.

В сумерках заняли хутор, раскинувшийся по берегу запруженного оврага. Красноармейцы стучали в ставни, кричали устрашающе: «Хозяева, вылазь!» Заходили в натопленные, темные хаты. Лишь кое-где за печкой обнаруживали где женщину с ребенком, где бормочущую со страху бабушку. Все мужское население убежало в станицу. Телегин приказал окапываться. Оба конца улицы загородили сдвинутыми возами. Сапожкова он еще засветло послал с охотниками в глубокую разведку, чтобы за ночь связаться с фронтом.

Ночь прошла тревожно. Хотя казаки не большие охотники драться по ночам, все же можно было ждать от них всякой пакости. Иван Ильич и Иван Гора ходили из конца в конец хутора, пробирались по еще зыбкому льду на ту сторону пруда. Небо было непроглядно, орудийная стрельба на северо-востоке затихла. Поднимался ветер, тянущий сыростью, мороз спадал, и снег уже не хрустел под ногами.

– В мышеловку, ну чисто в мышеловку попали, – гудел Иван Гора, угрюмо шагая рядом с Телегиным, – не смогли довести полка… Позор! Нас ищут, мы ищем, что за хреновина! Кто виноват, ну – кто?

– Брось ты, никто не виноват.

– С кого первого спросят? С меня. И правильно. Комиссар в степи с полком потерялся, ах, хреновина!..

Гулко раздался одинокий выстрел. Иван Гора с размаху остановился. Были слышны удары его сердца. И сразу началась ураганная стрельба и так же внезапно затихла. В темноте лишь переговаривались люди, выскочившие спросонок из хат.

– Нервничают ребята, – сказал Иван Ильич. – Молодежь необстрелянная. Давай покурим.

Перед рассветом он зашел на минутку в хату, осторожно шагая через ноги спящих, ощупью добрался до печки. Дашина рука в темноте отыскала его и погладила по лицу, он прижал к губам ее теплую ладонь.

– Что ты не спишь?

– Знаешь, я о чем, Иван, – если мы долго простоим на хуторе, – в конце концов можно сыграть «Разбойников» под открытым небом и даже просто в шинелях, не в этом суть…

– Ну, конечно, Дашенька.

– Так горячо у нас пошло – жалко, если они все растеряют…

– Правильно… Я завтра взгляну, – может быть, сарай какой-нибудь найдется… Спи, деточка…

Он опять вышел на улицу и глубоко вдохнул сырой ветер. После стольких лет тоски по счастью Иван Ильич никак не мог привыкнуть к тому, что оно было в двух шагах, в низенькой хате, на теплой печи, под овчинным тулупчиком…

«Не спит, в тревоге… И ведь ни словечка… Только обрадовалась, лапку протянула… Что за удивительная женщина!..»

То, что она отыскала его в темноте, и погладила, и прижала ладонь к его губам, так взволновало Ивана Ильича, что и на ветру лицо его пылало… Неужели он все-таки ошибается? «Нет, дорогой мой, эти глупости – прочь… Подруга – да, да, да… Верная – да, да, да… И на том будь счастлив…»

Он никогда не мог забыть тех темных вечеров в Петрограде, когда, прибегая с добытым пирожком, с конфеткой какой-нибудь для Дашеньки, он внушал ей только отвращение и ужас… Значит, в нем было такое и никуда оно не девалось. Но, боже мой, до чего он любил эту женщину, до чего желал ее!

Из темноты подошел Иван Гора, глубоко засунувший руки в карманы бекеши.

– А если они Сапожкова у нас перехватят?

– Очень возможно. Я на рассвете высылаю вторую разведку.

– Раньше, гораздо раньше надо было все это делать!.. – Иван Гора вытащил руку из кармана и постукал себя кулаком по лбу. – Не оправдал доверия, коммунист! Выдеремся из этой истории благополучно, – все равно не прощу себе… Я бы такого комиссара повел вон за тот амбарчик: прощай, товарищ!

– Иван Степанович, я в такой же мере виноват, если хочешь…

– Брось, брось. Ну – пойдем, давай закуривай…

Всю эту ночь Сергей Сергеевич Сапожков с пятью разведчиками-охотниками колесил по степи, в надежде обнаружить какие-либо признаки фронта. Но степь была глуха и непроглядна. Зажигали спичку и ориентировались по компасу. Некормленые лошади приустали, а та, на которой был навьючен пулемет, захромала и тянула повод. Сапожков приказал спешиться, разнуздать, отпустить подпруги. Из заседельных мешков достали пшеницы, насыпали в шапки, стали кормить лошадей, поставив их спиной к ветру.